Грейс, слегка ошарашенная моим бесстыдным употреблением грязного слова, отрицательно покачала головой.
— Думаю, она сбесится.
Наверное, она права, но соглашаться мне не хотелось.
— Ну может, тебе стоит спросить ее об этом, когда выпадет удачный день.
— Сегодня выпадет удачный день, — сказала Грейс. — Я вчера не видела никаких астероидов, так что с нами будет все в порядке, по крайней мере до завтра.
— Приятно слышать.
— Мне кажется, тебе уже пора немного отстать от меня, — заметила Грейс.
Впереди я увидел нескольких ребят примерно ее возраста. Из боковых улочек все больше детей выходили на нашу улицу. Школу, расположенную в трех кварталах отсюда, уже было видно.
— Мы совсем близко, — настаивала Грейс. — Ты можешь проследить за мной отсюда.
— Ладно, — согласился я. — Вот что мы сделаем. Ты поспеши вперед, а я пойду потихоньку, по-стариковски. Как Тим Конвей.
— Кто?
Я начал шаркать ногами, и Грейс засмеялась.
— Пока, пап! — Она ускорила шаг. Я не сводил с нее глаз, двигаясь крошечными шажками. Меня обгоняли дети, некоторые из них ехали на велосипедах или скейтбордах.
Она ни разу не оглянулась. Бежала, чтобы догнать друзей, и кричала:
— Подождите!
Я сунул руки в карманы, думая, как вернусь домой и смогу побыть наедине с Синтией.
Как раз в этот момент мимо проехала коричневая машина.
Это была старая североамериканская модель, довольно обычная — «импала», так мне показалось — со слегка заржавевшими колпаками на колесах. Окна тонированы, но сделано это было халтурно, по дешевке, стекла покрылись пузырьками, как будто у машины ветрянка.
Я стоял и смотрел, как она двигается вниз по улице, до последнего поворота перед школой, где стояла Грейс и болтала с двумя подругами.
Машина остановилась на углу в нескольких ярдах от дочери, и у меня на мгновение перехватило дыхание.
Затем один из задних подфарников начал мигать, машина повернула направо и скрылась из виду.
Грейс с друзьями в сопровождении специального полицейского в ярко-оранжевом жилете и с большим знаком «Стоп» в руке перешли через улицу на территорию школы. Тут она меня удивила: обернулась и помахала рукой. Я поднял руку в ответ.
Ладно, значит, коричневая машина все же существует. Но никто из нее не выскочил и не схватил мою дочь. Если водитель какой-то сумасшедший серийный убийца — в отличие от нормального серийного убийцы, — сегодня утром он заниматься своим промыслом явно не собирался.
Скорее просто какой-то тип ехал на работу.
Я постоял еще немного, наблюдая, как Грейс исчезла в толпе торопящихся учеников, и почувствовал, что меня охватывает печаль. В мире Синтии все сговаривались лишить тебя твоих любимых.
Возможно, если бы меня не терзали такие мысли, я бы возвращался домой более упругой походкой. Но на подступах к дому постарался сбросить с себя мрачность и думать только о приятном. Ведь моя жена ждала меня, причем скорее всего уже в постели.
Поэтому остаток пути я пробежал, быстро прошел по дорожке, вошел через переднюю дверь и крикнул:
— Я до-о-о-о-ма!
Никакого ответа. Синтия уже в постели, ждет меня наверху. Но, рванув по лестнице, я услышал голос из кухни:
— Я здесь, — сказала Синтия. Голос был подавленный.
Я остановился в дверях. Она сидела за кухонным столом перед телефоном. Очень бледная.
— Что случилось? — спросил я.
— Нам позвонили, — тихо ответила Синтия.
— Кто?
— Он не назвался.
— Ну и что он хотел?
— Сказал, что должен мне кое-что передать.
— Что передать?
— Сказал, они меня простили.
— Что?
— Моя семья. Он сказал, что они прощают меня за то, что я сделала.
Я сел за кухонный стол рядом с Синтией, обнял ее и почувствовал, как она дрожит.
— Ладно, — произнес я. — А теперь вспомни, что он сказал, слово в слово.
— Я уже говорила! — огрызнулась она и закусила верхнюю губу. — Он сказал… Хорошо, подожди немного. — Она взяла себя в руки. — Зазвонил телефон, я ответила: «Слушаю». «Это Синтия Бидж?» То, что он назвал меня этим именем, сразу сбило меня с толку, но я подтвердила: «Да». И он… Поверить невозможно, но он сказал: «Твоя семья прощает тебя. — Она помолчала. — За то, что ты сделала». Я не знала, как реагировать. Думаю, только спросила, кто говорит и что он имеет в виду.
— И что?
— Он больше ничего не сказал. Повесил трубку. — Она посмотрела мне в глаза, и одинокая слезинка пробежала по ее лицу. — Почему он так говорил? Что значит — они меня прощают?
— Не знаю, — ответил я. — Наверное, это какой-нибудь псих, который видел шоу.
— Но зачем звонить и говорить такое? Какой смысл?
Я подвинул к себе телефон. Этот единственный аппарат в нашем доме имел небольшой экран с определителем номера.
— Зачем ему говорить, что моя семья меня прощает? Что, по мнению моей семьи, я сделала? Я не понимаю. И если они считают, будто я что-то натворила, то как вообще могут сказать, что прощают меня? Тут ничего не сходится, Терри.
— Знаю. Это безумие. — Я не сводил глаз с телефона. — Ты видела, откуда поступил звонок?
— Я смотрела, но там ничего не появилось, а когда он повесил трубку, попыталась проверить номер.
Я нажал на кнопку, вызывающую на экран номера телефонов, с которых поступили звонки. В последние несколько минут никто не звонил.
— Ничего нет.
Синтия шмыгнула носом, вытерла слезу со щеки и наклонилась над телефоном.
— Скорее всего я… что я делала? Когда стала искать номер входящего звонка, нажала на кнопку, чтобы сохранить его.