— Он не представился.
— Может, кто-то из моих друзей?
— Откуда мне знать? Но он спросил о тебе, а услышав о твоем отъезде, заявил, будто помнит, что ты упоминал о Коннектикуте.
— Что?
— Ты не должен никому говорить, куда направляешься.
— Я и не говорил!
— Тогда откуда он знает? Наверняка ты кому-то сказал. Поверить не могу, что ты такой идиот. — Она явно злилась.
— Говорю же тебе, ничего такого не было! — Когда она с ним так разговаривала, он чувствовал себя шестилетним ребенком.
— Тогда почему он знает?
— Понятия не имею. На аппарате высветилось, откуда был звонок? Номер появился?
— Нет. Он сказал, что знал тебя по гольфу.
— Но я не играю в гольф.
— Я сказала ему то же самое. Что ты не играешь в гольф.
— Знаешь, мам, скорее всего кто-то набрал неверный номер.
— Он попросил позвать тебя. Сказал Джереми. Четко и ясно. Может, ты случайно кому-то обмолвился, куда едешь?
— Слушай, мам, даже если я и обмолвился, чего не делал, не стоит устраивать из-за этого такую шумиху.
— Меня этот звонок расстроил.
— Не расстраивайся. Кроме того, я возвращаюсь домой.
— Правда? — Тон сразу изменился.
— Да. Думаю, сегодня. Я сделал здесь все, что мог, осталось только… ну, ты знаешь.
— Я не хочу это пропустить. Ты представить себе не можешь, как долго я этого ждала.
— Думаю, что буду дома уже вечером. Время обеденное, и я иногда устаю, так что, возможно, остановлюсь где-нибудь вроде Аттики, но все равно обернусь в один день.
— И я успею сделать тебе морковный торт, — обрадовалась она. — После обеда и начну.
— Ладно.
— Будь осторожен за рулем. Смотри не засни. У тебя никогда не было такой выносливости, как у отца.
— Как он?
— Думаю, если мы все закончим на этой неделе, он протянет. Наконец-то все останется позади. Ты знаешь, сколько нужно платить за такси, чтобы до него добраться?..
— Скоро это не будет иметь значения, мама.
— Дело не только в деньгах, милый, — сказала она. — Я все думала, как это лучше сделать. Знаешь, нам понадобится веревка. Или клейкая лента. Наверное, сначала стоит разделаться с матерью. После этого с малышкой не будет трудностей. Я тебе с ней помогу. Ты ведь знаешь, я не так уж беспомощна.
Мы с Винсом прикончили пиво, затем выскользнули через заднюю дверь и пробрались к «доджу». Винс собирался отвезти меня к мастерской, где все еще стояла моя машина.
— Ты знаешь, что у Джейн были неприятности в школе? — спросил он.
— Да, — подтвердил я.
— Я тут подумал, я вот тебе помогаю, так, может, замолвишь за нее словечко перед директором?
— Уже замолвил, но могу сделать это еще раз.
— Она славная девчонка, вот только иногда характер проявляет, — объяснил Винс. — Никому не позволит себя обидеть. Мне уж точно. Поэтому, когда у нее неприятности, справляется сама.
— Ей надо научиться себя сдерживать, — заметил я. — Нельзя же решать каждую проблему с помощью кулаков.
Винс хмыкнул себе под нос.
— Ты желаешь ей такой же жизни, как у тебя? — спросил я. — Без обид.
Он притормозил на красный сигнал светофора.
— Нет, — признался он. — Но похоже, так и выйдет. С меня не стоит брать пример. Да и мамаша таскала ее по стольким домам, что и речи не идет о какой-то стабильности. Именно это я и стараюсь создать для нее, понимаешь? Дать ей стержень, за который можно держаться. Детям это необходимо. Но быстро доверия не добиться. Она слишком часто обжигалась.
— Конечно, — согласился я. — Ты мог бы послать ее в хорошую школу. Когда она закончит среднюю, можно учиться журналистике или пройти программу английского. Это разовьет ее таланты.
— У нее отметки неважные, — сказал он. — Ей трудно будет куда-либо попасть.
— Но ведь ты можешь это себе позволить?
Винс кивнул.
— Надо помочь ей выбрать цель. Посмотреть дальше, чем видит сейчас, убедить ее, что если она получит приличные отметки, ты готов платить за ее обучение.
Он искоса взглянул на меня:
— Ты мне поможешь?
— Да. Вопрос в том, будет ли она слушать?
Винс устало покачал головой:
— Да, увы, в этом весь вопрос.
— У меня есть еще один, — сказал я.
— Выкладывай.
— Почему тебе это небезразлично?
— То есть?
— Она просто ребенок, дочь женщины, которую ты встретил. Большинство парней не проявили к ней никакого бы интереса.
— А, понял, думаешь, я извращенец? Хочу залезть к ней в трусики, так?
— Я такого не говорил.
— Но подумал.
— Нет. Если бы у тебя была такая цель, я бы почувствовал это по работам Джейн, по тому, как она ведет себя с тобой. Мне кажется, ей хочется тебе доверять. Поэтому вопрос остается прежним: почему тебе это небезразлично?
Свет переключился на зеленый, и Винс нажал на газ.
— У меня была дочь, — произнес он. — Своя собственная.
— Вот как.
— Я тогда был совсем зеленым. Двадцать лет. Обрюхатил девушку из Торрингтона. Агнесс ее звали. Нет, точно, Агнесс. Мой папаша измордовал меня зверски, все спрашивал, как я мог быть таким гребаным идиотом. Я что, никогда не слышал про резинки, хотел он знать. Ну, сам понимаешь, как порой бывает, верно? Пытался уговорить Агнесс избавиться от ребенка, но она не захотела, родила девочку и назвала ее Коллеттой.
— Красивое имя, — заметил я.
— И когда я ее в первый раз увидел, я, блин, сразу влюбился по уши, понимаешь? Но мой старик не хотел, чтобы я привязывался к этой Агнесс, хотя она была совсем неплохой, а малышка, Коллетта, вообще чудо, я таких прелестных никогда не видел. Ты можешь подумать, что в двадцать лет очень просто слинять, не чувствовать никакой ответственности, но в ней было что-то особенное.